Алехандро Ходоровски. Психомагия. Вступительное слово (Alejandro Jodorowsky. Psicomagia. Nota preliminar)

СОДЕРЖАНИЕ (*)

Аннотация 

ПРОЛОГ  
Алехандро Ходоровский

ПСИХОМАГИЯ 
Психомагия. Очерки о панической терапии 
Вступительное слово (Жиль Фарсе)  
Поэтический акт (ЧАСТЬ 1) (ЧАСТЬ 2)
Театральный акт 
Акт сновидений 
Магический акт 
Психомагический акт 
Некоторые психомагиечские акты 
Краткий психомагический сборник 
Власть воображения 
Лекции для мутантов 
Предисловие (Хавьер Эстебан) 
Ключи к душе 
Обелиск жизни 
Невидимый мост 
Видения 
Искусство исцеления 
Понимание жизни 
Ускоренный курс креативности 
Введение 
Упражнения для воображения 
Техники воображения 
Применение терапевтических практик 
Приложение. Психомагия: применение поэзии для лечения  болезней ума 
Мартин Бакеро 

Вступительное слово (*)

“Я не пьян, но и не свят. Колдун не должен быть “святым”. Колдун должен быть в состоянии опуститься так же низко, как вошь и подняться так же высоко, как орел. Ты должен быть одновременно и богом и дьяволом. Быть хорошим магом означает находиться в центре бури и не искать крова. Это значит испытать жизнь во всех ее состояниях. Надо уметь в любой момент оставаться глупцом. В этом тоже есть святость”.

Корсо Кохо (Corzo Cojo) 

(ведьма племени Лакота-сиу (Lakota-siux)

Однажды, после долгих вечеров, проведенных в библиотеке Алехандро Ходоровски, в попытках раскрыть глубинный смысл Психомагии, я спросил, не мог бы он прописать мне акт? Он ответил мне, что достаточно составить эту книгу, в компании с ним, и это будет являться достаточно мощным актом. А почему бы и нет?

На самом деле, Ходоровский и сам по себе является ходячим психомагическим актом, персонажем видным и определенно “паническим”, чья деятельность породила некие бреши в порядке нашей вселенной, такие, казалось бы, предсказуемые.

Драматург, который вместе со своими сообщниками Аррабалем (Arrabal) и Топором (Topor) оставил след в истории театра, таким удачно названным движением, как “паника”, создатель таких культовых фильмов, как Крот и Святая гора, которым – бесценным -  североамериканцы посвятили диссертации и научные труды, писатель, автор историй для комиксов, который позволяет себе роскошь работать с нашими лучшими художниками, заботливый отец пятерых детей, с которыми и в настоящее время поддерживает радужные отношения, Ходоровски сегодня является нетипичным тарологом, прозрения которого оставляют многих с открытым ртом, и вдобавок еще и корчащийся паяц Мистического Кабаре [1] , который в то время, когда парижская публика  воротит нос от конференций, умудряется набить битком свои аудитории, благодаря наилучшем способу рекламы – из уст в ста, маг международного значения – межзвездного – можно сказать, под влиянием Мебиуса – который консультировал звезд рока и артистов всего мира…

[1] На протяжении многих лет и без всякой рекламы, Ходоровски устраивает каждую среду конференцию-хеппеннинг, где приступает к разбору терапевтических тем. Вход – свободный, по пятьсот зрителей присутствуют каждую неделю. В конце каждой сессии волонтеры устраивают сбор средств, что позволяет оплатить аренду зала. За три дня до начала конференции и всегда бесплатно Ходоровски читает таро  тридцати человекам. Они, сразу после чтения таро, в качестве оплаты, должны “прочертить” указательным пальцем слово “спасибо” на руках Алехандро.

Этот чилиец русского происхождения, обосновавшийся на долгие годы в Мексике, сейчас пустил корни во Франции, это персонаж, которого не могли бы создать холодящие душу современные новеллисты, это творение, которое принесло власть воображению в каждом уголке его многомерного существования.

Его дом знавал союз порядка и беспорядка, организованности и хаоса, это – верное зеркало своего постояльца или, попросту говоря, жизни. Это само по себе опыт – посетить его пещеру, заваленную книгами, видео, детскими игрушками и т.п. Там можно случайно столкнуться с художниками – Мебиусом Буком или Бессе (Moebius, Boucq или Besse), или с кошкой, или с женщиной, появившейся неизвестно откуда, и как будто оставшейся на время приглядывать за домом… Это место – с поэтической энергетикой, с концентрацией изобилующих энергий и, без сомнения, доминирующих.

Излишне говорить, что работа с паническим персонажем – не синекура. В первую очередь потому, что Ходоровски игнорирует любое планирование, распорядок дня и другие виды временных границ, которые управляют жизнью земных существ. Когда он предложил мне переложить на бумагу свои психомагические приключения, я понял, что должен посвятить себя исключительно этому мероприятию. Рядом с ним невозможно никакое прогнозирование, заранее фиксированные сроки, обязательные назначенные встречи: все происходит мгновенно. В нем все имеет качество блистательности. Не то, чтобы он был неспособен подчиниться дисциплине или смириться с планированием, как раз наоборот, но в результате мы получаем загадку: как этот человек, который после завершения наших психомагических актов, отправился на съемку фильма с мечтательным названием Радужный воришка (Похититель радуги) (The Rainbow Thief (El ladrón del arco iris, 1990)) – может руководить высокобюджетной съемкой, укротить таких священных монстров, как Питер О’Тул (Peter O"Toole), Омар Шариф (Omar Sharif) или Кристофер Ли (Christopher Lee), навязать свою чувствительность продюсерам, столь материалистическим и суетным  и с другой стороны, не принимая к сведению никакие свои будущие контракты, согласиться в сентябре на мартовскую конференцию, без указания в ежедневнике конкретных дат, - из-за чего, по мере ее приближения, приходится разыскивать его, из опасения, что он забудет о своем обещании и исчезнет в какой-нибудь точке планеты.

Алехандро убежден в конвульсивном характере реальности, и этот взгляд на жизнь, увлекательный и изнуряющий, заставляет его быть чрезмерным во всех его проявлениях. Когда кто-нибудь выставляет его перед лицом публики, редкий случай, когда удерживается от соблазна довести его до предела. Истинный южноамериканец по  характеру, эта уникальная личность умеет для близких казаться человеком мягким и скромным и внезапно, в мгновение ока преобразиться в оперу барокко того же масштаба, как и его фильмы, где гротеск соревнуется с серьезностью, непристойное со священным. Ходоровски всегда балансирует на краю, танцует на грани, которая разделяет творение с дешевой провокацией, новаторство с дикарскими нападками на хороший вкус, смелость с непристойностью. Мебиус (Moebius) – гениальный карикатурист Инкала (El Incal), знакомый с его методами после пятнадцати лет сотрудничества, считает что “техника, используемая Алехандро, в итоге подорвет силы Вселенной…”

В любом случае, с Ходоровски все дела в итоге утрясаются, несмотря на травмы, нанесенные нервной системе организаторов. Этот человек не имеет себе равных в способности раскачать ситуацию, демонстрируя возможность ее наихудшего исхода и провоцируя изменение реальности, с легкостью взмаха перчатки.

Упомяну здесь одну забавную историю, о которой мы вспомним позже (на стр. 53), которая хорошо иллюстрирует способность менять реальность, - о мероприятии, которое должно было быть подготовлено, если бы только кто-нибудь нашел в себе смелость иметь с ним дело.

Мы договорились сделать совместное выступление по случаю проводимой ярмарки, на которой каждый год проходят встречи продавцов органической растительности, джакузи и эзотериков всех мастей: поэтов Матери-Природы, издателей и представителей альтернативной медицины. Было ли это тактической ошибкой? Но получилось так, что когда я прибыл в Венсенн (Vincennes) в поисках моего героя, я нашел его полностью поглощенным созданием сценария истории, настолько, что он отказывался уехать “на Майоран”, как он выразился, и только хотел поговорить…

Я настаивал, говоря, что нас ждут, и что мы не можем пропустить наше выступление, до тех пор, пока Ходоровски, наконец, не согласился, с неохотой, сесть в мою машину, повторяя мне в течение всего пути: “Я этого не чувствую, понимаешь? Мне не кажется, что мы должны что-либо делать на этом Майоране…”  Когда мы добрались до места, о котором идет речь, мы встретились с худшим: зал был открыт на все четыре стороны, ни микрофона, ни стульев и сотни людей, пришедших из-за ошибки в программе, послушать доктора Вестланда (Woestlandt), симпатичного автора медицинско-эзотерических бестселлеров…

В то время, как я злился, мой великий сообщник, охватив взглядом масштабы катастрофы, упрекнул меня тоном фаталиста: “Ты это видишь? Я же тебе об этом говорил!” И повернулся было, чтобы уходить…

Моя партнерша побежала за ним и стала умолять его выступить любым образом. Несомненно чувствительный к женским доводам, Алехандро обернулся и сказал мне: “Очень хорошо, эти люди хотят послушать доктора Вестфалера, окей, почему бы тебе не представить меня так, как если бы я был им? Скажите им, что я – доктор Везен-Везен, и что я буду с ними говорить”.

Может быть сегодня, я бы принял вызов, но к тому времени я все еще придерживался традиционных убеждений, что доктор Вестланд – это доктор Вестланд, Жиль – это Жиль, а Ходоровски – это Ходоровски… Эта концепция реальности делала для меня невозможным расплачиваться за маскарад такого масштаба. И в этих условиях я экспромтом в нескольких простых фразах представил своего опасного друга, который, стоя перед недоумевающей аудиторией, начал говорить, успокаивающе: “Посмотрите, я – не доктор Вестфалус, но это – не важно, человек – не важен. Представьте себе, что я – доктор Визен-Визен и задайте мне вопросы. Независимо от того, кем я являюсь, я вам на них отвечу, как если бы я был доктор Вуф-Вуф…”

Люди поначалу казались ошеломленными, но очень быстро поддались чарам Ходоровского и вступили с ним в игру, которая, несмотря на мое недоверие, достигла ошеломляющего успеха. Во время конференции он приглашал своих слушателей, импровизируя, с интонацией нараспев, чтобы они рассказывали о своих проблемах и говоря о том, чтобы они воспользовались шансом, который им предоставила судьба: “Внимание, задавайте свои вопросы, потому что я в последний раз посещаю этот Майоран…”

После посещения стенда издания Дерви (Dervy), чтобы купить книгу доктора Вестланда (“должен же я знать, по крайней мере, кто он, этот доктор Вестфалер, не правда ли?”), Алехандро зашел в кафе, где через несколько секунд оказался окруженным поклонниками, и продолжил раздавать советы и замечания, с необыкновенной доброжелательностью.

Вот таким получился вечер дня, который начался с фиаско и закончился апофеозом.

Если говорить здесь о его невероятной интуиции: нередко случается так, что Алехандро, увидев человека впервые, мгновенно говорит о нем правду, которую тот считает абсолютно скрытой, производя на своего собеседника впечатление, что перед ним – всеведущий маг.

Один друг, назовем его Клод Зальцман (Claude Salzmann) никогда не сможет забыть эту ночь, по окончании конференции, которая сама по себе была эпической, когда мы сидели на террасе кафе на площади Сан Сульпис (Place Saint Sulpice) и Алехандро, внезапно, но с деликатностью, начал навязываться с такими откровениями: “Послушай, Зальцман, могу я сказать тебе одну вещь? Ты – друг моего друга, поэтому я позволю себе поговорить с тобой, договорились? Послушай, Зальцман, когда я смотрю на тебя, я вижу человека двойственной природы: твоя верхняя губа очень отличается от нижней” (Я посмотрел на Клода и впервые увидел эту приметную особенность его лица.) “Твоя верхняя губа – очень тонкая, это губа человека серьезного, духовного, практически сурового, губа аскета… Но твоя нижняя губа - крупная, мясистая, это губа человека чувственного, любящего удовольствия… И правда, в тебе сосуществуют эти две природы, Зальцман, и ты должен их примирить в себе” Хотя само по себе, это казалось очевидным, этот комментарий произвел впечатление на моего друга, который именно в эти дни был сосредоточен, как никогда, на гармонизации этих двух наклонностей, противоречащих традиционной логике, но так глубоко дополняющих друг друга.

Сколько раз мне приходилось слушать, как Алехандро, при помощи одной карты своего таро или всего лишь своей наблюдательности, демонстрировал людям в двух словах конфликт, в котором они находились в данный момент, являя свету очередной секрет своей таинственной личности?

Однажды я посетил его со своей подругой, о которой он ничего не знал. Помню, я был абсолютно поражен, увидев, как он, несмотря на то, что она ни о чем его не спросила, сформулировал в паре фраз, после того, как она вытащила карты, суть ситуации, в которой она оказалась. Неудивительно поэтому, что этот мужчина вызывает страсть и преданность.

Король Ходоровский царствует в своих владениях, окруженный роем поклонников, для которых Мистическое Кабаре является истинной мессой. Некоторые даже спустя годы, приезжают к нему в офис и продолжают с преданностью участвовать в самых странных действах учителя.

Думаю, что он только порадуется, если я внесу ясность, что я не являюсь частью этой паствы. По нашей части, кроме прочего, - дружеский диалог. Именно отсюда проистекает это здоровое недоумение, с которым я выслушиваю его комментарии, а также благодаря дружбе, существует хороший эффект – необходимость уточнять ваши мысли.

Благодаря своей необычайной яркости, которая всегда вызывает очарованность им, он может также вызвать сомнение или даже раздражение: при всей своей точности, его молниеносные интуитивные озарения могут показаться поспешными. Увидев его, увлеченного своими молниеносными терапиями в рамках Кабаре, где он хвастается способностью освободить от старых психологических травм за одну ночь, за один взгляд, брошенный на генеалогическое дерево, приправленный «психомагией», зритель, конечно, расположен сохранять значительную долю критического отношения, и только способен колебаться между восхищением и скептицизмом, удивлением и сомнением. Восхищение и изумление, игра этого актера, не имеющего себе равных, его способность удерживать и направлять энергию зала в пятьсот человек и мощная актуальность его наблюдений – захватывают дух. Скептицизм и сомнения, и с другой стороны, эти вечера наполненные смехом и эмоциями, в которых человеческие страдания выносятся на сцену с огромной смелостью, где комплексы и травмы вытаскиваются на свет и трактуются “учителем” с удивительным сочетанием понимания, преувеличения и доброжелательности, они являются первыми плодами нового жанра – аналитико-духовного реалити-шоу. Из него человек выходит одновременно впечатленный и обеспокоенный, задаваясь вопросом об истинных масштабах и долгосрочных последствиях этого терапевтически-художественного беспорядка.

Есть доля шарлатанства и знахарства у этого фантазера, который называет себя “священным обманщиком”. Но в итоге, этот аспект “трансцендентного шарлатана” – это важная часть характера Ходоровски, которая находится на службе его редкостной энергии сострадания. Я бы сказал, что Алехандро – это бодхисатва под южноамериканским соусом, соусом с большим количеством перца…

Не знаю, является ли он действительно священным обманщиком или только старается быть им; под неуемностью и видимой простотой этого художника, который сторонится всех канонов, скрывается много скурпулезной работы, тщательности, - специфической, но все же, наличествующей, неиссякаемый творческий потенциал, глубокое поэтическое видение, и, я убежден, много доброты.

Потому что у нашего героя – чистое сердце. Даже сейчас, будучи королем, Ходоровски не злоупотребляет практически абсолютной властью, которую ему предоставляют его многочисленные подданные. Его Величество – сам себе шут; он никогда не боится применить в дело свои собственные учения, приправляя их хорошей порцией юмора. Хоть он и не отвергает почести своих последователей, он также не проявляет никакого желания, чтобы его боготворили. Незаинтересованный в превосходстве, как я мог заметить в столь многих случаях, Ходоровски, на мой взгляд, сохраняет невероятную ясность ума, в равной мере осознавая свои возможности и ограничения. Ему посчастливилось приблизиться к настоящим Учителям, таким как японец Ejo Takata, который оставил на нем отпечаток дзадзена каленым железом, и все же не по этой причине он ограничивает себя в возможности быть гуру в строгом и честном смысле этого слова; он, скорее, доброжелательный и беззаботный гений, рядом с которым каждый может пройти свою часть пути.

- Подрасти немного, - сказал однажды Ходоровски своей двадцатилентей дочери Евгении.

На что она ему ответила:

- А ты – будь немного помладше!

То, что сам Ходоровски, не без гордости, цитирует; этот тонкий ответ дочери много говорит об этом персонаже.

Служитель истины, пусть иногда с легким налетом мошенничества, балансирующий шут, который может просить, только прыгая и склоняясь перед тем, кто его превосходит, Ходоровский принадлежт, по всей видимости, к расе мудрых дураков. Если мистический клоун может мгновенно внушить очарование или отвращение, а иногда обе вещи одновременно, - это дорогого стоит – познать такого человека во всем богатстве его внутреннего мира.

Несмотря на то, что он опубликовал несколько романов и бесчисленное множество комиксов, Ходоровски ждал пенсионного возраста, чтобы написать то, что для него наиболее важно. В ходе наших бесед Ходоровски провел меня волшебным путем творчества Кастанеды, театром, который он мог бы сделать. В это путешествие он нас теперь приглашает. Эта книга содержит так много автобиографического и художественно-духовного, что она могла бы послужить руководством к новой терапии. Это – открытое окно в мир, в котором поэзия воплощена в мятеже, в котором театр проходит ритуальное жертвоприношение, и в котором настоящая ведьма, вооруженная кухонным ножом, лечит от рака, - мир, который меняет сердца и питает ночные сны, эта книга станет, - я на это надеюсь, - шагом на пути между нами нынешними и принадлежащими другому, совершенно иному, измерению.

Жиль Фарсе

(*) перевод с испанского Н.Потопаева (lilu)